03.05.2022 Специальная судебная экспертиза в январе-феврале 2022 г.
В рассматриваемый период снова стала довольно активно использоваться «политологическая экспертиза», что связано с активизацией применения законодательства о сотрудничестве с «нежелательными организациями». Напомним, что предыдущий всплеск интереса к политологической экспертизе был связан с делами по «иностранным агентам», и показал высокую степень ангажированности и непрофессионализма, который демонстрировали эксперты со стороны обвинения в этих делах.
В ситуации с «нежелательным организациями», как представляется, следствие практически полностью возложило решение правовых вопросов на эксперта, в результате чего само исследование начинает напрямую и открыто подменять следственную работу. Примером этого может служить экспертиза из Нижнего Новгорода по делу гражданского активиста Е. Долгополова, где перед историком А.П. Шмелевым следствием были поставлены вопросы, требующие, по мнению следствия, специальных познаний в области политологии, в частности,
1. Входит ли общественное движение «Голос» в «Европейскую сеть организаций по наблюдению за выборами» ENEMO?
2. Проводило ли ENEMO мероприятия по наблюдению за выборами мэра Тбилиси, назначенными на 2 октября 2021 г.?
3. Участвовал ли Долгополов Е.В. в качестве наблюдателя в выборах мэра Тбилиси, назначенных на 2 октября 2021 года?
и другие подобные же вопросы.
Формулировка всех без исключения вопросов в данном экспертном заключении – это установление тех или иных фактов. Не случайно, все вопросы начинаются с требования или установить факты, или установить фактические обстоятельства тех или иных событий: «можно ли считать участие ….», «являются ли указанные действия..», «распространял ли информацию» и т.д. Ни один из вопросов не требует познаний в политических науках, но все вопросы касаются фактической стороны дела, которую должен устанавливать суд.
Таким образом, эксперт А.П. Шмелев напрямую выходит за пределы профессиональной компетенции. Однако данная экспертиза удивительна тем, что в ней вообще отсутствует не только какой-либо, даже формальный, научный аппарат, но и вообще какие-либо намеки на политические науки. Фактически, кандидат исторических наук рассуждает о том, что является прерогативой суда – относительно связи тех или иных организаций с зарубежной организацией, признанной «нежелательной», а также наличия в предоставленных ему материалах тех или иных фактов. Кроме того, эксперт еще и оценивает факты с предположительной точки зрения, никак не описывая другие вероятности. Ответы на вопросы «можно ли считать участие…», помимо того, что должны быть обсуждены судом, а не экспертом, еще и сформулированы в форме, которая требует, как минимум, обсуждения альтернативных интерпретаций, которые А.П. Шмелев не рассматривает вообще.
Надо сказать, что А.П. Шмелев известен AC по другим подобным делам. Так, в нашем обзоре за май-июнь 2021 г. можно найти описание другой подобной же экспертизы, в которой А.П. Шмелев принимал деятельное участие – в деле гражданского активиста из Нижнего Новгорода М. Иоселевича. В той экспертизе, написанной А.П. Шмелевым вместе с д.ф.н. наук А.В. Дахиным, д.и.н. С.В. Устинкиным, эксперты так же отвечают на правовые вопросы, а заодно и демонстрируют свои представления о смысле и сути некоммерческих организаций, которые, по мнению экспертов, являются «частью американской мягкой силы». Как мы уже отмечали в том обзоре, трудно оценивать такие тексты иначе, нежели как «донос под видом научного знания».
Публично обсуждаемым примером использования предвзятой экспертизы было широко обсуждаемое дело томских подростков, которое известно по эпизоду «подрыва здания ФСБ в игре Майнкрафт». По этому делу один из обвиняемых, Никита Уваров, 10 февраля 2022 г. был осужден на 5 лет лишения свободы по статье прохождении обучения в целях осуществления террористической деятельности (ст. 205.3 УК РФ) и незаконном изготовлении взрывных устройств и их хранении (ст. 223.1 и ст. 222.1)
Экспертизу по этому громкому делу подготовила филолог А.В. Кипчатова и психолог И.И. Маланчук.
Филолог Кипчатова Алла Васильевна из Красноярского государственного педагогического университета (к.ф.н, тема диссертации « «Народно-разговорная лексика сибирской частной переписки 18 века (на материале ГАКК)». По теме анализа экстремистской литературы написана одна статья, о научном уровне которой говорит тот факт, что в ней – всего две ссылки.
Психолог Маланчук Ирина Игоревна (кандидат психологических наук, диссертация «Политическая психология» на тему «Роль языковой картины мира в политической коммуникации») – индекс Хирша 5, член редакционной коллегии журнала «Историческая психология и социология истории». Журнал в Диссернете значится как «журнал со значительным нарушениями». Автор более 45 статей, в основном, посвященной особенностям формирования детской речи. Соавтор статьи с переводным некорректным заимствованием.
Эксперты анализировали чат подозреваемых подростков в Телеграмм и отвечали на следующие вопросы следствия:
1. Содержатся ли в предложенных на исследование материалах признаки организационной деятельности, и если да, каков характер и направленность этой деятельности?
2. Возможно ли на основании анализа представленных на экспертизу материалов установить организационную структуру данной группы (сообщества)…? Каковы коммуникативные роли каждого из ее участников?
3. Содержат ли [эти материалы] высказывания, смысловое содержание которых связано с приобретением, переделкой, использованием взрывчатых материалов, оружия …
4. Содержатся ли в [представленных материалах] психологические и лингвистические признаки побуждений, направленных на совершение действий деструктивного характера, включая насильственные действия?
5. Содержатся ли в [представленных материалах] лингвистические и психологические признаки склонения, вербовки или иного вовлечения лиц в действия деструктивного характера, включая насильственные действия и в прохождение ими обучения в террористической организации, участия в террористическом сообществе?
Нетрудно заметить, что формулировка некоторых вопросов вызывает сомнения; в частности, совершенно непонятно, что такое «высказывание, смысловое содержание которого связано с приобретением, переделкой, использованием взрывчатых материалов». Кроме того, еще большее сомнение вызывает возможность прямой связи между коммуникативными ролями в диалоге и установлением «организационной структуры» сообщества; по крайней мере, ни лингвист, ни психолог в рамках своей компетенции на такой вопрос отвечать не могут. Наконец, широкое понятие «деструктивных действий» не имеет четкого определения ни в социальных науках, ни в праве.
Описание примененной при анализе методики также вызывает вопросы относительно научности самого исследования. Авторы экспертизы так описывают свои исследовательские шаги:
«- исследование значение слова по толковым словарям
- установление объекта высказывания
- методом дискурс-анализа устанавливалась структурная организация текстов
- методом узуального анализа выявлялось значение слов и словосочетаний в контексте
- методом контент-анализа устанавливался невербальный компонент коммуникаций
- сопоставительный анализ для сравнения вербальной и невербальной коммуникации»
И, наконец, психологический анализ для «установления особенностей социальных взаимодействий, мотиваций», установления картины мира и социальных представлений.
Показательно, что все это, включая «установление картины мира», предполагается установить на основании расшифровки записей одного чата в Телеграм.
В тексте экспертами были выявлены «признаки организационной деятельности», практически сводимые к общим для анархистских сайтов дискуссиям, включая различного рода антивластную риторику. В последней эксперты выявили «имплицитное противопоставление «мы» и «власть», а также «призывы к преследованию людей по признаку их социального происхождения», под чем имеется в виду обсуждение действий по выявлению и публикации данных о полицейских, принимающих участие в репрессиях против гражданских активистов.
Эксперты отмечают, что в исследуемых текстах «негативно представлена деятельность Росгвардии в Сирии»; «содержится пропаганда массовых беспорядков с применением оружия, оправдание насильственных действий по мотивам месте над судьей» (поджог его машины). Наконец, эксперты обнаружили среди целей некую «…цель преследования граждан с целью причинения вреда», которая раскрывается через «реальное действие: налепление жвачки на зеркало дальнего вида».
Общим подходом экспертов к анализируемому материалу является следующий: любое обсуждение политического конфликта есть «противопоставление «мы» и «власть». Например, обращаясь к бунтующим во Франции, подростки, по мнению экспертов, противопоставляют «народ» и «полицию», и лозунг «да здравствует народная самооборона» понимается как утверждение о «необходимости самообороны» для «группы «народ»». Из этого противопоставления эксперты делают вывод о наличии в исследуемых текстах языка вражды, направленность которого определяется этим противопоставлением. В частности, отвечая на вопрос о наличии «побуждений к действиям деструктивного характера», эксперты выявили среди таковых, в частности, «побуждения к действиям против представителей силовых структур», «побуждения, направленные на участие в акциях солидарности с лицами, осужденными за противоправные действия», и, наконец, «побуждения к действиям деструктивного характера, негативным оценкам характера управления современного Российского государства, группы лиц, относящихся к представителям правоохранительных органов».
Таким образом, отвечая на вопрос о наличии «побуждений к деструктивным действиям», эксперты находят противопоставление «мы» - «сотрудники правоохранительных органов», и побуждение к «деструктивным» действиям против выделенных групп как универсальный признак экстремизма.
Как мы уже неоднократно указывали, само по себе противопоставление «мы» - «они» является недостаточным для выявления языка вражды; более того, российские суды также выносили решения, в которых подтверждалась такая точка зрения.
Кроме того, включение в эту оппозицию таких социальных групп, как «власть», «чиновники» или «капиталисты», приводит к ситуации, когда языком вражды становится любое критическое антивластное или антикапиталистическое высказывание.
Собственно, это подтверждают и выводы экспертов в данном исследовании, согласно которым материал в группе канских подростков содержит «побуждение к негативным оценкам в отношении социальной группы «капиталисты». Имплицитно негативная оценка распространяется на всех представителей указанной группы (класса), включая и представителей капитала РФ.
Таким образом, любое политическое высказывание левого толка понимается экспертами как противопоставление «мы» и «власть». «Полицию» и «представителей государства» эксперты видят как «социальные группы», противопоставляемые «народу». Тогда и требования, например, социальной революции понимаются ими как как «призывы к насилию» и пример «языка вражды» против так понимаемых «социальных групп». Такого рода подход роднит эту экспертизу, например, c экспертизой по Фалуньгун, о которой мы писали раньше, где коммунисты понимались как социальная группа, а критика Коммунистической партии Китая понималась как разжигание вражды и ненависти к социальной группе «последователи КПК».
Похожим образом развивается правоприменение и в Беларуси. Нам уже приходилось обращать внимание на дела, связанные с антиэкстремистским законодательством в этой стране, в частности, с практикой признания критики милиции призывами к совершению экстремистских действий в деле блогера Павла Спирина.
В деле гражданского активиста Павла Виноградова, который обвинялся за пост в Фейсбуке по статье 130 УК Белоруссии за разжигание вражды, а также клевету на президента Лукашенко (статья 367 УК) и грубое нарушение порядка (статья 342 УК), обращает на себя внимание интересная новелла белорусского следствия: эксперт остался неизвестным, потому что якобы в связи с угрозами в его адрес имя было засекречено. Это, очевидно, практически полностью отменило возможность защиты проверить его научную состоятельность, включая сам факт присуждения ему докторской степени по филологии (так обозначается степень эксперта «Иванова И.И.»
Эксперт в исследованном им отрывке текста, так же, как и вышецитированные авторы, уверен, что противопоставление «свой» -«чужой» «соотносится с оппозицией «идеал» - «враг» и является признаком экстремистского текста».
В рамках такого подхода эксперт предлагает считать экстремистскими следующие типы высказываний:
1. Несущие провокативно-экстремистскую интенционально-смысловую нагрузку, выраженные в форме категоричных утверждений
2. Побудительного характера, в том числе, скрытые, призывающие к насильственным формам противодействия власти и их представителям, в том числе и к насилию в отношении сотрудников правоохранительных органов
3. Побудительного характера, в том числе скрытые, призывающие негативно относиться к действующей власти, в том числе и к отдельным ее представителям
4. Интенциональное содержание которых эксплицитно (явно) или имплицитно (скрыто) направлены на эскалацию социальной напряженности и раскол общества на противоборствующие группы по мировоззренческим и идеологическим признакам, а также по признаку отношения к действующей власти;
5. Содержащие утверждения, которые в явной или неявной форме приписывают враждебные действия и опасные намерения одной группе либо ее представителям по отношению к другой социальной группе и ее представителям.
6. Содержание которых направлено на возбуждение социальной вражды и розни
7. Содержание которых побуждает к совершению деструктивных действий, направленных на нарушение внутренней стабильности государства, его конституционного строя и национального единства.
Подобное широкое определение «экстремизма» удобно тем, что позволяет любую полемику, особенно с ситуации противостояния с авторитарным режимом, понимать как направленную на «раскол общества по идеологическим признакам» или действия, направленные на «нарушение внутренней стабильности государства». Это позволяет расширять и без того широкую рамку антиэкстремистского законодательства и упрощать преследование инакомыслия.
В то же время, в анализируемом тексте «Иванова И.И.» «особенно интересуют» «высказывания с подтекстом», которые, по мнению анонимного эксперта, оказывают «манипулятивное воздействие» и «формируют негативное отношение к действующей власти и Президенту». Эксперт полагает, что такие высказывания «интересны тем, что они построены с использованием тактик понятийного и информационного рефрейминга, направленного на намеренное искажение информации путем переиначивания смыслов и фактов». В результате задачей эксперта является перевод анализируемого высказывания «посредством глубинных перекодировок и трансформаций» в высказывание, которое «обладает высоким потенциалом информационно-речевого воздействия». В результате, он делает вывод, что анализируемый текст на «глубинном уровне трансформируется в редуцированную ментальную пропозицию: «хочешь избавиться от Лукашенко – борись с белорусским режимом насильственными методами». Таким же образом эксперт трансформирует высказывание о забастовке «когда от нас требовалось…дома посидеть», превращая его в высказывание «если вы хотите победить власть – участвуйте в бессрочной забастовке». Таким же «экстремистским» высказыванием эксперт полагает высказывание «нужно выйти на улицу и не уйти с нее», который эксперт называет «косвенным призывом» к такой же акции, как «на Киевском майдане».
Таким образом, перед нами пример совершенно ничем не ограниченного «домысливания» и «достраивания» смыслов высказывания, которое дает неограниченный простор для самых неожиданных интерпретаций.
В конце 2021 года в районный суд г. Мурманска поступил иск прокурора Мурманской области о признании экстремистской книги Агнессы Хайкары «Неизвестная северная история». Книга представляет собой документальное исследование, в том числе, связанное и с трагической историей репрессированных родственников самой автора книги, которая родом из финской семьи, пострадавшей во время сталинских репрессий. По этом делу по запросу прокуратуры исследование сделали известные нам «эксперты» Центра социокультурных экспертиз Н.Н. Крюкова и А.Е. Тарасов
Им были заданы, в частности, вопросы о наличии в книге «Неизвестная северная история» «негативных оценок людей по признакам пола, расы, национальности, языка, происхождения, религии, принадлежности к какой либо социальной группе», «негативной информации о какой-либо группе», «высказываний, несущих по смысловому пониманию положительную оценку враждебных действий одной группы лиц по отношению к другой группе лиц, объединенных по признакам пола, расы, национальности…», а также «коммуникативных средств» для передачи таких высказываний. Любопытно, что экспертов также спрашивали о том, соответствуют ли «ссылки на архивные материалы принятым правилам оформления цитат?»
Учитель математики Н.Н. Крюкова и переводчик А.Е. Тарасов делают большой экскурс как в теорию «культурной травмы», так и в теории субэтноса, чтобы заявить, что все это «оценочные суждения». Напротив, сами эксперты напрямую цитируют работы, оправдывающие и легализующие этнические чистки в отношении финнов и норвежцев Кольского полуострова, оправдывая их «чрезвычайными мерами, направленными на защиту государственных границ СССР». Как и в предыдущих примерах, эксперты описывают противопоставление «жертв» (оцениваемых положительно) и «палачей»-представители государства (оцениваемых отрицательно), причем почему-то не только как «социальных групп», но и как групп, выделенных по «национальному признаку». Это, очевидно, верно по отношению к жертвам репрессий, организованных по этническому принципу, но неверно по отношению к тем, кто эти репрессии организовал.
При этом, по мнению «экспертов», «негативное отношение к этой группе «тех, кто проводил репрессии» выражено в «форме вербальной агрессии, которое демонстрирует деструктивное поведение, противоречащее нормам существования в обществе и наносящее моральный и физический (!) ущерб окружающим, а также вызывающее психологический дискомфорт других коммуникантов». Таким образом, в целом, вся книга, построенная на воспоминаниях о репрессиях, интерпретируется как наносящее «моральный и физический ущерб» палачам.
Показательно также, что в качестве методологического обоснования своего «исследования» «эксперты» называют известную методику РФЦСЭ, где находят именно в противостоянии репрессивной власти и поселенцев Диагностический комплекс 8 из методики РФЦСЭ «Разжигание вражды и розни». Очевидно, что такого рода сравнение никак не подходит к методике РФЦСЭ. Кроме того, сама методика требует, кроме установления условных групп, еще отдельной работы психолога, который должен установить направленность высказывания. Этот элемент отсутствует в данном документе.
В результате поразительным выводом этого текста является утверждение, что он «… может оказать влияние на читательскую аудиторию путем формирования искаженных, предвзятых представлений о русских, финнах и норвежцах и отдельных лицах как их представителях, способствовать возбуждению по отношению к ним национальной вражды».
Таким образом, очередное творение ЦСЭ является грубой фальсификацией научного исследования, фактически состоящего из домыслов, откровенных выдумок и дополняющая общую картину этой организации как наиболее яркого представителя «экспертов по вызову» в российской экспертной практике.
