12.09.2022 Специальная гуманитарная экспертиза в июле-августе 2022
В конце июня 2022 года Российский федеральный центр выпустил два методических письма, посвященных, соответственно, экспертизе в делах по «публичному распространению заведомо ложной (недостоверной) информации под видом достоверных сообщений» (то, что называется обычно «фейками», ст.207.3 УК) а также экспертизе в делах по «дискредитации действий российской армии» (ст.20.3.3 КоАП и ст.280.3 УК).
В методических рекомендациях, применимых во втором случае, эксперты РФЦСЭ психолог Т.Н. Секераж и филолог В.О. Кузнецов описали то, как, на их взгляд, следует анализировать спорные тексты, касающиеся того, что называется «публичной дискредитацией». Для анализа предлагается использовать уже разработанную РФЦСЭ схему «диагностических комплексов», в которых лингвист, по мысли сотрудников РФЦСЭ, должен отвечать на вопрос о содержании текста, а психолог – о его направленности. Соответственно, методичка исходит из того, что анализировать высказывания могут только лингвист и психолог. Следуя составу самой статьи, авторы выделяют в спорных текстах предположительно «дискредитирующего» содержания три диагностических комплекса:
1. дискредитация использования вооруженных сил РФ в целях защиты интересов РФ и ее граждан, поддержания международного мира и безопасности,
2. дискредитация исполнения государственными органами РФ своих полномочий в вышеуказанных целях и
3. побуждение к воспрепятствованию использования Вооруженных сил РФ в тех же целях.
Для решения задачи по экспертизе спорных текстов эксперты РФЦСЭ предлагают отвечать на вопросы о том, есть ли в обсуждаемом материале такие признаки как
1 «…убеждения адресата в негативном характере использования ВС РФ»,
2 «…побуждения к противодействию функционирования ВС РФ»,
3 «убеждения адресата в негативном характере целей исполнения государственными органами РФ своих полномочий, то есть, дискредитации»,
4 «...побуждения к противодействию исполнения государственными органами своих полномочий в целях защиты интересов РФ и ее граждан, поддержания международного мира и безопасности».
Показательно, что применительно к противодействию (п.4) эксперты предлагают явно увязывать это с военной операцией, совершенно по-оруэлловски называемой тут «поддержанием международного мира и безопасности». В отличие от этого, п.3 предлагает отвечать на вопрос о наличии признаков убеждения в негативном характере исполнения органами РФ своих полномочий, при этом никакой увязки с проводимой военной операцией тут установить не предлагается. Другими словами, этот пункт при строгом следовании ему экспертами предлагает обнаруживать в тексте любую критику действий государства и карать ее как дискредитацию. Правда, в самом диагностическом комплексе уточняется, что речь идет о действиях руководства РФ за пределами территории РФ, направленные на ее защиту. Такого рода общее замечание чрезвычайно расширяет круг высказываний, в которое могут попасть, таким образом, не только собственно военные действия, но и, скажем, внешнеполитические шаги руководства РФ, также формально «направленные на защиту интересов РФ».
В этом руководстве также обращает на себя внимание несколько дополнительных обстоятельств.
Прежде всего, в руководстве фактически любая критика военных действий как действий, не соответствующих целям защиты интересов РФ и ее граждан, в виде, например, словосочетаний «военная агрессия», «захватническая война» и др., становится доказательством наличия признаков дискредитации действий государственной власти.
Вместе с тем, в методичке проводится различение между высказыванием такого мнения и утверждениями о фактах, которые уже подпадают под другой тип законодательной репрессии – статью о распространении «заведомо ложной информации» – и к ней относится другая методичка (см. ниже).
Любопытно, что, пожалуй, впервые в методическом письме приводится возможности ответа на вопрос в относительной форме: так, кроме абсолютно положительного и абсолютно отрицательного ответа, методическое письмо предлагает условно-разделительный, вероятно положительный и отрицательный ответы.
Второе методическое письмо написано уже только В. Кузнецовым и оно разъясняет, как следует анализировать «публичное распространение под видом достоверных сообщений заведомо ложной (недостоверной) информации», то есть, в частности, такой информации, распространение которой карается по ст. 207.3 УК. Опираясь на обзор практики применения аналогической статьи, связанной с распространением коронавируса, автор описывает следующие квалифицирующие признаки этих деяний:
- наличие заведомо ложной информации – не соответствующей действительности информации, о ложности которой было заранее известно лицу, ее распространившему,
- форма распространения такой информации: сопровождается ссылкой на компетентные источники, высказывания публичных лиц, а также использование поддельных документов, видео- и аудиозаписей.
В этом методическом письме утверждается, что «поддаются проверке на истинность или ложность» только «утверждения о фактах», а та или иная оценка может подпадать только под состав «дискредитации», описанной в предыдущем методическом письме.
Эксперт в связи с этим предлагает, прежде всего, проверять высказывание на предмет наличия в нем «…утверждения о фактах и событиях». Основной экспертной задачей сотрудник РФЦСЭ называет «установление формы подачи информации». Важно, что эксперт, согласно этому письму, устанавливает исключительно наличие факта и форму его подачи, а вот определение истинности или ложности является, согласно данному письму, прерогативой юристов. Это серьезно отличается от уже сложившейся практики оценивать истинность или ложность высказываний прямо в тексте экспертизы.
Надо сказать, что несмотря на необязательность следования требованиям таких методических писем, в целом они являются попыткой «нормализовать» очевидно репрессивные нормы закона, и придать выводам эксперта более научную форму. Наиболее отчетливо это заметно в рекомендациях по «дискредитации армии».
Тем не менее, в этих методиках есть и несколько позитивных моментов.
Прежде всего, предполагается наличие хотя бы какого-то длинного текста, необходимого, по методической рекомендации, для определения «дискредитации» – другими словами, «миру-мир» или «нет войне», очевидно, согласно такой методике, не должны пониматься как «дискредитация». Одновременно, очевидно положительным моментом является предложение отказаться в экспертизе от рассуждений об истинности или ложности высказываемых суждений, взамен сосредоточившись на форме их подачи. Наконец, очевидно положительным является предложение варьировать оценку степени достоверности экспертной оценки обсуждаемого высказывания с точки зрения заданного вопроса, включая туда разные степени категоричности в утверждениях. Это отчасти напоминает, например, американскую судебную практику оценивать степень уверенность эксперта в своих выводах в процентах.
Один из соавторов рассматриваемых методических рекомендаций – филолог РФЦСЭ В.О. Кузнецов еще в апреле 2022 года написал экспертизу по делу Дмитрия Талантова, главы адвокатской палаты Удмуртии, обвиняемого как раз в распространении «фейков» относительно действий российской армии.
Эксперта В.О. Кузнецова следствие спросило, «содержится ли в представленных материалах информация о действиях Вооруженных Сил Российской Федерации на территории Украины, выраженная в утверждениях о фактах и событиях?». При ответе на вопрос следствия эксперт использовал, «словарный метод, контекстологический анализ, метод синонимического перИфразирования (так в тексте), анализ модальной организации предложения». Анализу подлежал пост, в котором адвокат Талантов высказывал свои эмоции по поводу появившихся сообщений о массовой гибели гражданского населения в Украине. Там, в частности, он называет то, что произошло в Мариуполе, Буче, Харькове, Ирпени, «нацистскими практиками», а граждан, которые будут «поддерживать убийцу Пу и его шоблу», называет «тупой и злобной» мразью.
Эксперт В.О. Кузнецов считает, что в данном случае речь идет о таких признаках передачи «недостоверной» информации:
- «информационный характер», поскольку «информация подается как фактологическая»,
- «информирование» о некоторых совершенных действиях (о чем, по мнению эксперта, свидетельствует слово «практики») и, наконец,
- совершаемые действия конкретно описаны в тексте: «речь идет о частных происходивших событиях, которые могут быть зафиксированы в результате внешнего наблюдения»,
- безальтернативность сообщения, которое «не сопровождается сомнениями».
Таким образом, по мнению эксперта, выявленные признаки свидетельствуют о том, что «…информация о совершении Вооруженными Силами России массовых убийств мирного населения на территории Украины выражена в форме утверждения о фактах и событиях. В связи с этим она может быть проверена на соответствие/ несоответствие действительности». Вся экспертиза состоит из шести страниц, а та часть, где анализируется, собственно, содержание, – из одной. Надо отметить, автор и сравнивает спорный текст высказываний с пресс-релизами МО РФ, чем отличаются другие экспертизы по таким делам, которые мы обсуждали в предыдущем обзоре.
Между тем, даже в таком, несложном, как кажется, для анализа тексте, далеко не все так очевидно, как кажется уважаемому эксперту.
Прежде всего, следует обратить внимание, что коммуникативная ситуация (на которую, впрочем, эксперт обращает внимание) в данном случае – диалоговая. Речь идет о комментарии под фотографией пикета с протестом в Москве, отвечая на который, автор поста и реагирует «… А как по-другому после фотографий из Харькова, Мариуполя, Бучи, Ирпеня…»? Другими словами, нет нигде «распространения информации под видом достоверной» – есть убеждение в том, что некие фотографии правдивы. Вместе с тем, в словосочетании «такие практики» слово «практики» может пониматься не как отсылка к конкретным действиям, а как оценочное суждение – «подобные практики», «такие практики» и проч. Наконец, – хотя, конечно, это уже не вопрос эксперта – но можно же предположить добросовестное заблуждение, то есть, распространение мнения по поводу фактов, которые, возможно, не являются достоверными. То есть, в таком случае, обсуждаться, видимо, должен еще и вопрос о том, насколько эмоциональная реакция на некоторое событие, достоверность которого ставится под сомнение, может пониматься как распространение заведомо ложных сведений. На наш взгляд, здесь распространяются не сведения как таковые, а какая-то личная реакция, не претендующая на то, что эксперт называет «фактологической подачей информации». Последняя, на наш взгляд, должна была бы отличаться от высказывания Талантова как отсутствием эмоций, так и какими-то деталями, которых пост Талантова не содержит. Можно заключить, что такое понимание «фейков» позволяет привлекать по этой статье за фактически любую критику, включая правозащитную, действий российской армии.
Примером же экспертизы, в которой последовательно нарушаются все рекомендации не только из методик РФЦСЭ, но и в целом предъявляемые к судебным экспертизам, является текст, созданный доцентом РГПУ им. Герцена к.ю.н. Вероникой Абакановой по нескольким постам петербургского депутата Александра Шишлова. Следствие поставило перед юристом Абакановой следующие вопросы:
· Направлена ли вышеуказанная информация в ее совокупности на негативную оценку деятельности Вооруженных Сил Российской Федерации?
· Создает ли вышеуказанная информация в ее совокупности негативный образ Вооруженных Сил Российской Федерации?
· Направлена ли вышеуказанная информация в ее совокупности на дискредитацию использования Вооруженных Сил Российской Федерации в целях защиты интересов Российской Федерации и ее граждан, поддержания международного мира и безопасности, при условии распространения данной информации среди широкой общественности?
Прежде всего, очевидно, что третий вопрос является напрямую правовым, однако в ситуации, когда, собственно, сама экспертка является юристом, можно не уделять этому особого внимания: фактически в данной экспертизе юрист отвечает на правовые вопросы, полностью подменяя собой суд и откровенно нарушая логику, стоящую за обращением к эксперту, как к носителю познаний, отличных от юридических. Неудивительно, что и способы исследования текста доцент Абаканова использует юридические – формально-юридический, сравнительно-правовой, метод правового моделирования, метод толкования правовых норм.
Эти методы, впрочем, неприменимы к основной задаче, поставленной перед экспертом, а именно «оценить целевую направленность представленной текстовой информации» – задачу, поставленную перед экспертом следствием. Тем не менее, юристка Абаканова исследует высказывания депутата А. Шишлова и не обращаясь к названным ею методам.
Весь текст «анализа» представляет собой двухстраничный вольный пересказ обсуждаемых текстов, изобилующий натяжками и домыслами, не основанными на какой-либо научной методике. Так, субъективным является вывод о том, что сомнение в правомерности использования георгиевской ленты в агитации за «СВО» – которую автор спорного текста определяет как «символ народной благодарности и памяти в отношении тех, кто защищал нашу жизнь и свободу в Великой отечественной войне» – якобы «дискредитирует армию. Эксперт утверждает, что есть прямая связь между «сомнением» в том, что георгиевскую ленту уместно использовать в виде Z, и «доверием к использованию Вооруженных Сил Российской Федерации в целях защиты интересов Российской Федерации и ее граждан». Этот вывод не основан ни на чем, кроме субъективного домысла. В обсуждаемом тексте автор высказывает сомнение в уместности такого использования георгиевской ленты, не обращаясь вообще к вопросу доверия Вооруженным силам. Другими словами, эксперт игнорирует основную цель обсуждаемого поста, а именно, защиту георгиевской ленты от некорректного, по мнению автора спорного высказывания, обращения с ней. Все остальное является прямым домыслом, который, как представляется, можно квалифицировать как заведомо ложный вывод, не основанный на научном анализе текста.
Обращаясь к термину «так называемая» в высказывании «так называемая спецоперация» автор утверждает, что такого рода словоупотребление якобы свидетельствует о «выражении иронии и пренебрежительного отношения к действиям армии». Фразеологический словарь русского языка, между тем, предлагает следующие значения этого выражения:
«ТАК НАЗЫВАЕМЫЙ 1. Имеющий, носящий звание. Для подделок используются часто… особо приготовленные цветные стёкла с прибавкой окиси свинца для большего их блеска и игры —так называемые стразы (А. Яковлев. Минералогия для всех). Движение воды настолько здесь стремительно и интенсивно, что образуется даже так называемая суводь, то есть обратное течение (МаминСибиряк. От Урала до Москвы). 2. Пренебр. Употребляется для выражения иронического или презрительного отношения к кому-либо или к чему-либо, имеющему какое нибудь название. Кто же не знает значения так называемого воротилы в наших сельских и городских самоуправлениях? (Гл. Успенский. Письма с дороги).
Следовательно, в первом значении это выражение значит исключительно в смысле «имеющий», буквально называемый таким образом, и только во втором значении – ироничный. Эксперт не приводит никаких доказательств того, что это выражение следует читать во втором, а не в первом значении. Таким образом, этот вывод также основан на плохом знании лингвистики.
Наконец, впрямую ложным является вывод по последнему спорному отрывку, в котором обсуждается минута молчания по поводу кончины Владимира Жириновского, известного правого националиста, которую автор считает неуместной. Эксперт обнаруживает «умышленное противопоставление» автором «факта почитания лидера ЛДПР» и «погибших в СВО военнослужащих» в посте, в котором автор высказывает мнение о неуместности почитания человека, известного своей милитаристской риторикой в ситуации, когда «…только вчера похоронили двух солдат из Петербурга». Эксперт делает вывод о том, что такое противопоставление «…неподходяще и надуманно и явно направлено на то, чтобы вызвать у аудитории негативный образ и негативную оценку использования Вооруженных Сил Российской Федерации», и в целом «прослеживается направленность умысла автора на публичную дискредитацию действий Вооружённых Сил РФ и дестабилизацию обстановки в стране».
В рамках этого дела суд принял к сведению резко отрицательные рецензии на эту экспертизу членов сети Amicus Curiae д.и.н. Ирины Левинской и к.и.н. Дубровского и отклонил экспертизу, представленную обвинением, как недопустимую с фактической и формальной точек зрения. Впрочем, из дела экспертиза Абакановой не удалена. Суд направил текст на вторичную экспертизу в Северо-западный региональный центр экспертизы Министерства юстиции РФ, отклонив предложение защиты направить запрос в ГЛЭДИС. Мы будем следить за развитием событий.
29 августа в Москве на 15 суток был арестован политик Леонид Гозман – ему была вменена ч. 1 ст. 13.48 КоАП – «публичное отождествление целей СССР и нацистской Германии». Дело было возбуждено по поводу поста от 28 октября 2020 года, в котором, комментируя как раз правовую инициативу, которая запрещает отождествлять действия нацистской Германии и СССР, Гозман высказал уверенность в том, что "приравнивать их нельзя", что "Гитлер – абсолютное зло, но Сталин ещё хуже. СС – преступники, но НКВД ещё страшнее, потому что чекисты убивали своих", поскольку "Гитлер развязал войну с человечеством", а "коммунисты объявили тотальную войну своему собственному народу". В деле фигурирует «Справка об исследовании» этого поста, проведенного МИЦ г. Москвы, за подписью главного эксперта отдела лингвистических экспертных исследований МИЦ Виктории Чичеровой (выпускницей МГЮА им Кутафина), чей стаж работы – 1 год.
Экспертке был задан один вопрос – имеются ли в представленных материалах «лингвистические признаки, указывающие на сопоставление (отождествление) целей, решений и действий руководства СССР, командования и военнослужащих СССР с целями, решениями и действий (так в тексте) руководства нацистской Германии, командования и военнослужащих нацистской Германии»?
В «Справке» авторка утверждает, что использовала следующие методы исследования:
- метод функционально-прагматического анализа (характеристика коммуникативных параметров целеустановок),
- лексико-семантический метод (метод семантической связанности лексических единиц),
- метод анализа субъективной модальности (характеристика, отношение автора к компонентам ситуации, выраженными лексическими, грамматическими, синтаксическими и иными методами).
Прежде всего, обращает на себя внимание формулировка вопроса, в котором сопоставление и отождествление используются как синонимы, хотя, очевидно, второе может быть только результатом первого. В. Чичерова подхватила этот подход и вместо того, чтобы говорить об «отождествлении», фигурирующем в составе статьи КоАП, говорит о процессе, который мог бы привести к отождествлению или нет. Основной вывод данной работы заключается в том, в тексте поста «имеются лингвистические признаки, указывающие на сопоставление деятельности руководства СССР (И. Сталина) и военнослужащих СССР (НКВД) с деятельностью руководства нацистской Германии (А. Гитлера) и военнослужащих нацистской Германии (СС и гестапо)».
Некое «сопоставление» в посте Гозмана очевидно. А собственно исследование в работе Чичеровой отсутствует – речь скорее о понимании эксперткой высказывания политика. Сравнение Сталина с Гитлером становится в понимании экспертки «сравнением руководства СССР с руководством нацистской Германии», а сравнение НКВД с гестапо и СС – «сравнением военнослужащих».
Вместе с тем, экспертка считает всех сотрудников НКВД – военнослужащими. Строго говоря, это не совсем так. Действительно, в годы Второй мировой войны из НКВД были сформированы военные дивизии, однако НКВД – это все-таки комиссариат внутренних дел. Точно так же, как и нацистские СС – не военнослужащие, хотя из СС также набирались специальные военные дивизии, хотя в целом они выполняли полицейские и охранные функции. Тем более, гестапо – это секретная полиция, которая вообще к военнослужащим отношения не имеет. Очевидно, что сравнение НКВД с СС и гестапо идет по линии их карательных функций, а не по военной деятельности. Следовательно, приравнивание НКВД к военнослужащим, которое делает экспертка, представляется нам неправомерным. В данном контексте это сравнение связано с репрессиями, а не с военными действиями, и упоминаемые гестапо и СС также приводятся автором для усиления такого сравнения. Кроме того, сравнение, которое сомнительно само по себе, еще и становится доказательством наличия отождествления, требуемого в данном составе правонарушения. Тем не менее, складывается ситуация, при которой любое сравнение органов, вовлеченных в реализацию сталинских репрессий, с нацистскими, а ГУЛАГа с лагерями смерти в Третьем Рейхе может стать основной преследования по этой статье.
