25.03.2020 Специальная судебная экспертиза в январе-феврале 2020 г.
В Республике Крым продолжает расследоваться т.н. Симферопольское дело «Хизб ут-Тахрир», в рамках которого Эскендер Абдулганиев и другие обвиняются по ч.1 ст. 205.5 «Организация деятельности террористической организации». В рамках расследования экспертами АНО «Казанский межрегиональный центр экспертиз» Е.С. Палехой и И.А. Мухаметзариповым проведено комплексное лингвистико-религиоведческое исследование, которое должно было ответить на вопросы о том, являются ли записанные следствием встречи собранием партии «Хизб ут-Тахрир». Следует также сказать, что данные эксперты уже не в первый раз выступают в таком тандеме именно в экспертизе материалов, связанных с «Хизб ут-Тахрир». Основным занятием на записанной на аудионосителе встрече было чтение религиозной литературы, среди которой эксперты идентифицировали «Госаппараты халифата (в правлении и администрации)» и Т. Набхани «Социальная система ислама», которые действительно являются книгами, изданными и распространяемыми Хизб ут Тахрир.
Задачей филолога Е.С. Палехи при этом было определить, есть ли в аудиозаписи встречи «признаки вовлечения в деятельность организации», а также разжигания вражды и ненависти, а религиовед И.А. Мухаметзарипов должен был установить, есть ли в исследуемой записи прямые или косвенные признаки принадлежности говорящих к организации «Хизб ут-Тахрир».
Показательно, что оба автора делали экспертизу не по расшифровке, а прямо ссылаясь на аудиозаписи; при этом, если филолог Палеха использовала приемы передачи звучащей речи на письме (запинки, неразборчивость, прерывистость) – то религиовед Мухаметзарипов, по-видимому, просто переписал тексты из тех книг, откуда они зачитывались участниками собрания, немало не заботясь достоверностью такой передачи звучащей речи. Излишне говорить, что у обоих нет специализации фоноскопистов. В результате это дает защите основания утверждать, что идентификация текстов проведена некорректно, и есть разумные основания полагать, что это необязательно именно те источники, на которые указывает эксперт-религиовед.
Что касается вопроса о «вовлечении», то мы уже указывали, что нам представляется участие экспертов в установлении факта «вовлечения» излишним и явно выходящим за пределы их компетенции; фактически, задачей экспертов в таких делах является установление очевидных фактов – кто ведет собрание, кто читает религиозные источники и их объясняет – и это становится доказательством «организации террористической организации». Как представляется, чтение и обсуждение любой литературы без установления факта наличия призыва к аудитории к вступлению или участию в деятельность организации не может само по себе интерпретироваться как «вовлечение». Другими словами, сама структура вопросов – как поиск «возбуждения ненависти», так и «установления признаков вовлечения», под которыми в данном случае почему-то понимается совместное чтение литературы, не дает следствию права утверждать наличие в исследуемых текстах (записях встреч-чтений религиозной литературы) призыва к вступлению или участию в той или иной организации.
Что касается методов исследования, то показательно, что оба эксперта указывают некоторый набор методов и методик исследования, которые в дальнейшем они просто не используют. Особенно обращает на себя внимание постоянное использование в религиоведческой части исследований этой экспертной организации таких методов, как герменевтика и феноменология: эти методы не являются верифицируемыми и потому не могут использоваться в специальной судебной экспертизе. Что касается филологии, то филолог Палеха полагает, что обычное для религиозного мышления противопоставление верующих и неверующих является признаком наличия языка вражды. Очевидно, что все религиозные тексты в той или иной мере содержат такого рода противопоставления, и в целом часто содержат негативные характеристики тех, кто не является последователями той или иной религиозной традиции.
По делу Светланы Прокопьевой, которое уже отправлено в суд, произошло необычное для судебной практики событие. Эксперт Ольга Якоцуц, которая написала экспертизу, подтверждающую позицию обвинения, подала на журналистку в суд по защите чести и достоинства. Напомним, что мы уже писали об эксперте Якоцуц; она выступала экспертом по делу Лидии Баиновой, и ее экспертиза была оценена коллегами как непрофессиональная и ее выводы были признаны недостоверными.
В частности, в иске О. Якоцуц содержится утверждение, что утверждения журналистки в ее посте в фейсбуке о том, что «специалисты будут жать до последнего» увидела «нарушение деловой этики и обычаев делового оборота», а также «неправильное, неэтичное поведение в личной, общественной или политической жизни», что в результате опорочило ее деловую репутацию. Такое обращение эксперта создает правовую коллизию, поскольку возникают определенные правоотношения между экспертом и обвиняемой помимо того дела, в котором они выступают по разные стороны. Это может быть основанием и для отвода экспертизы Якоцуц.
В самом начале марта в Калуге был осужден Иван Любшин, который получил 5 лет и два месяца колонии по статье 205.2 «Оправдание терроризма». По этому делу экспертизу провели сотрудники Научно-исследовательского центра судебной экспертизы и криминалистики при Калужском государственном университете им. К.Э. Циолковского. В качестве эксперта- лингвиста выступила Платонова Лариса Игоревна, эксперт-лингвист, высшее филологическое образование, стаж работы – 32 года, однако экспертный стаж указан с 2014 г. По данным «Коммерсанта» от 29 августа 2019 года, по ее словам, «работает преподавателем английского и немецкого языков с 1987 года», однако «квалификацию лингвиста получила в 2017 году, но «привлекалась к экспертизам с 2014-го». Непонятно, каким образом эксперт мог привлекаться к экспертизам до момента получения квалификации лингвиста.
В качестве эксперта психолога выступает Столярова Вероника Александровна, кандидат психологических наук, доцент кафедры общей и юридической психологии КГУ им. К.Э.Циолковского.
Оба эксперта искали в высказываниях Ивана Любшина «оправдание каких-либо действий», направленных на уничтожение той или иной этнической расовой, этнической, религиозной, национальной, социальной группы, а также оправдание каких-либо действий против такой группы. В результате авторы экспертизы приходят к выводу, что такой группой в высказываниях Ивана Любшина являются сотрудники ФСБ, несмотря на то, что указание на сотрудников в целом вообще в исследуемых высказываниях не фигурирует («…пронес в здание ФСБ бомбу»). Более того, авторы ссылаются на методику РФЦСЭ, в которой, в частности, говорится, что «…экспертам следует знать, что представители власти и чиновники общепризнанно не являются ни социальной, ни профессиональной группой (Кукушкина, Сафонова, Секераж, 2014, с.57). Надо полагать, что сотрудники ФСБ являются представителями государства, и в этой методике не рассматриваются как должная социальная группа, в отношении которой возможны вышеупомянутые действия.
Однако наиболее серьезные сомнения вызывает уровень анализа, продемонстрированный экспертом-лингвистом. Без использования какого-либо метода, указанного в методическом обосновании, или методики, эксперт-лингвист утверждает, что «пользователь «Иван Любшин» имплицитно оправдывает поступок «17-летного Михаила». Нигде в тексте не объясняется, каким образом автор пришел к такому выводу. В целом, термин «имплицитно», то есть неявно, является, на что мы многократно указывали в наших обзорах, способом вчитать в исследуемый текст любое произвольно взятое значение, при этом не затрудняя себя доказательствами. Кроме того, возникает вопрос, насколько эта «неявность» скрыта от других пользователей и каким образом эти самые пользователи прочитывают эту самую «скрытость» . Сами авторы экспертизы пишут на с.8: «восприятие, оценка и интерпретация информации, которая содержится в сообщении, а также ее понимание и осмысление во многом зависит от индивидуальных особенностей воспринимающего человека, его социальных установок, мировоззрения, ценностных ориентаций, присущих ему социальных стереотипов и убеждений, а также социально-когнитивного опыта индивида, то есть, наличия у него знаний, осведомленности об излагаемых в сообщении событиях». Другими словами, для того, чтобы считать, что высказывания пользователя «Иван Любшин» напрямую оправдывают терроризм, следовало бы доказать как раз впрямую соответствие высказывания тому самому диагностическому комплексу, описанного в методике РФЦСЭ, который требует прямого, то есть, эксплицитного одобрения террористических действий (ДК-4, по (Кукушкина, Сафонова, Секераж, 2014, с.70).
В Башкирии продолжается дело этнической организации «Башкорт», которую прокуратура Башкортостана требует признать экстремистской организацией. В основу позиции прокуратуры легли две экспертизы.
Первая, от 13 августа 2019 года, подписана филологом Е.П. Кисловой, доцентом кафедры современной русского языкознания Башкирского государственного университета, кандидатом филологических наук, и психологом И.Ф. Нурмухаметовой, кандидатом психологических наук. Специалисты должны были ответить на вопрос о том, есть ли в текстах выступления одного из активистов «Башкорта» разжигание вражды и ненависти, а также «…какое психологическое воздействие призвано оказывать выступление, и на какую целевую аудиторию оно направлено?»
В критическом по отношению к республиканской власти выступлении Ф. Алчинова филолог Е.П. Кислова увидела «негативное отношение к госвласти», а также «высказывания, содержащие пропаганду превосходства и исключительности граждан башкирской национальности». Эту пропаганду и «примат башкир перед другими народами» филолог увидела во фразе «Конституция нашей республики неправильная, никак не помогает башкирам». Таким образом экспертка заключает: «в тексте выступления создается образ группы, выделяемой по признаку национальной и языковой принадлежности, - это башкиры – которая имплицитно противопоставляется всем «другим», так как испытывает негативное влияние представителей другой социальной группы – государственной власти РФ – и должна быть наделена особыми правами и привилегиями». Надо заметить, что в очередной раз мы отмечаем, что филологи в таких экспертизах рассматривают «государственную власть» как социальную группу. Показательно, что Е.П. Кислова также ссылается на методику РФЦСЭ, в которой прямо указано, что государственная власть такой группой не является. Психолог же, исходящий, в частности, из того, что «психологическое воздействие подразделяется на …информационно-психологическое, психогенное, психоаналитическое, нейролингвистическое, психотронное, и психотропное», увидел в выступлении Ф. Алчинова «признаки негативного психологического воздействия» с целью внедрения информации о неблагополучии башкир как результата действий государственной власти Республики Башкортостан.
Вторая экспертиза, от 06 декабря 2019 года, подписана пятью экспертами: д.и.н, зав. кафедрой истории, археологии и этнологии Башкирии Б.А. Азнабаев, уже упомянутая нами Е.П. Кислова, доцент кафедры башкирской литературы, фольклора и культуры А.О. Хужахметов, психологи Э.А. Нурмухаметов и И.Ф. Нурмухаметова. Эксперты анализировали видеозаписи выступлений на акции «Башкорта», и отвечали на вопросы, является ли зафиксированная встреча действительно «йыйынами» (см. ниже), каков смысл и направленность выступлений, а также «имеются ли в выступлениях признаки побуждения, в том числе в виде призыва, и если да, то на что они направлены?».
Доктор исторических наук Б.А. Азнабаев свою экспертизу уложил в три тезиса.
1. Йыйыны – собрание рода, в котором только члены рода имеют право голоса. На видео зафиксирован сход по территориальному признаку, следовательно, это не йыйын.
2. Собрание созвано по инициативе активистов «Башкорт», а йыйыны созываются только по инициативе авторитетных представителей рода.
3. Башкирский йыйын – традиционный институт власти у башкир, имеющий право объявлять войну, заключать мир, который собирался для вынесения решения, которое «становилось обязательным для всех представителей рода…Принятое решение скреплялось клятвой (шерть) на Коране». «Видеозаписи фиксируют только выступления, но никаких решений, а тем более, коллективных клятв с намерением исполнить это решение, я не вижу» - пишет доктор исторических наук Б.А. Азнабаев.
Таким образом, вывод Б.А. Азнабаева – что «по формальным признакам встречи, запечатленные на представленных видеозаписях, йыйынами не являются». Надо сказать, что неясно, какую роль в аргументации прокуратуры занимает этот вопрос, но само по себе выяснение того, может ли современный народный сход башкир называться йыйыном, вряд ли входит в компетенцию доктора исторических наук и специалиста по этнографии и истории башкир. По сути, его вывод – это вывод о том, что современный сход не похож по структуре и функциям на тот, что является для башкир традиционным.
Филолог Е.П. Кислова сделала вывод, что в записях есть пропаганда ислама, а также «лингвистические признаки побуждения, реализованные в форме сильного косвенного призыва» - «возвращаться к религии», при этом обнаруживая в записанной мусульманской проповеди противопоставление «мусульмане - немусульмане».
В исследовательской части переводчика А.О. Хужахметова, который исследует материалы на башкирском языке, обращает на себя внимание отсутствие первичных материалов – собственно, текстов на башкирском, в результате такая экспертиза не поддается верификации. В заключении этого эксперта также содержится вывод о том, что в общении активистов «Башкорта» наличествуют признаки пропаганды, «попытки изменения ценностной шкалы адресата (изменение образа жизни, поведения, веры, отношения к ситуации), противопоставление «свой-чужой», имеющая целью создать отрицательное отношение к представителям других народов, тенденциозная подборка отрицательных фактов, информационных источников, формирующих негативное отношение к объекту речи у слушателей».
Надо сказать, что в выступлении Ф. Алчинова есть ряд утверждений, которые попадают под определение «мягкого» языка вражды, например: «почему закрываешься? В этой деревне все - башкиры! Ни чеченца, ни русского, ни татарина нет». Другие тексты в целом укладываются в довольно частую настороженность и ксенофобию по отношению к приезжим в целом, и даже иногда с упоминанием их этничности (например, сетования по поводу того, что лесной пай продали пришлому русскому). Тем не менее, в тексте явно отсутствуют какие-либо призывы к какому-либо насилию и иным противоправным действиям и призыв «возвратиться к исламу» вряд ли можно рассматривать в качестве таковых.
Таким образом, в пространной историко-психолого-лингвистической экспертизе, при довольно большом количестве материала, кажется, практически нет никаких доказательств экстремизма в деятельности «Башкорта» в целом, помимо некоторых ксенофобных высказываний – примеров «мягкого» языка вражды, довольно распространенного в России по отношению к «приезжим».
