28.05.2024 Специальная судебная экспертиза в марте-апреле 2024 г
Одним из часто обсуждаемых вопросов в специальной судебной экспертизе является вопрос о том, как и на каком основании могут обсуждаться тексты различных религиозных традиций, зачастую содержащие негативную оценку, например, неверующих, или верующих каким-то неверным, с точки зрения автора, способом. В качестве известного примера такого рода скандалов можно привести историю с попыткой запрета Кицур Шульхан Арух в 2005 году, в рамках которой как раз обсуждался вопрос о том, как, собственно, следует интерпретировать распространение текста, содержащего, согласно утверждению известного нам консервативного эксперта В.И. Слободчикова, «…негативные установки в отношении любого – без конкретизации – иноплеменника (нееврея, гоя) и любого – без конкретизации – иноверца (неиудея, акума)».
Уже тогда высказывалось мнение, что анализировать такие тексты, собственно, не имеет смысла. А следователь отклонил заявление антисемитов на основании того, что «умысла на разжигание» в факте печати и распространения книги не было, таким образом, косвенно согласившись с тем, что таковое в самой книге присутствует. Другим примером такого рода скандала была попытка запрета священной книги кришнаитов «Бхагавад-гита как она есть» в 2011 году, в которой также высказывания, обычные для любой религиозной традиции, относительно особой связи верующих с богом были интерпретированы как дискриминация неверующих. Эти попытки не возымели успеха, в частности, благодаря слаженным протестам российских ученых-востоковедов. К сожалению, такого же рода попытки в отношении ряда мусульманских книг, прежде всего, связанных с организациями, которые в России признаны или экстремистскими, или даже террористическими, были вполне успешны, и многие исламские публикации были признаны «экстремистскими» на том только основании, что там фигурируют обычные для любой религиозной традиции высказывания в отношении неверующих или еретиков. Таким же образом пострадал и ряд протестантских групп, например, за издание довольно радикальных в своей критике католической церкви текстов пастора Бранхема, книги которого в Санкт-Петербурге посчитали экстремистскими за резкие высказывания в адрес католицизма. Во всех этих делах экспертиза не раз обсуждала так или иначе религиозные тексты, в которых, как правило, неверующие или еретики не только осуждаются, но и награждаются нелестными эпитетами.
В целом, такие же попытки, связанные с признанием экстремистским перевода Корана, привели к появлению в 2015 году специальной оговорки в Законе о противодействии экстремистской деятельности, согласно которой
«в целях обеспечения равного уважения к мировым традиционным религиям Федеральным законом установлено, что Библия, Коран, Танах и Ганджур, составляющие духовную основу христианства, ислама, иудаизма и буддизма, их содержание и цитаты из них не могут быть признаны экстремистскими материалами».
В результате получилось не сильно лучше, поскольку не все книги, которые признаются священными в других крупных религиозных традициях, в результате выведены из-под экспертизы (например, «Книга Мормона», другие части Трипитаки, и т.д.).
При этом, в судах обычно речь идет не о собственно священных текстах различных религиозных традиций, а о религиозных комментариях к ним, которые, очевидно, и не могут исключаться из рассмотрения только потому, что они религиозные. В основном, речь идет о группах, которые правоприменитель считает опасными и литературу, изданную такими группами.
Правда, в одном случае поправка в законодательство не помешала запрету перевода Библии, используемого Свидетелями Иеговы: он был признан экстремистским на основании экспертизы одиозной Н. Крюковой, чьи экспертизы мы неоднократно обсуждали как пример абсолютного непрофессионализма и предвзятости.
Положение о невозможности экспертного анализа священных книг вошло и в методические рекомендации по проведению специальных экспертиз, но в значительно более широкой формулировке, чем в законе. Так, в методике РФЦСЭ 2014 г. указано, что «Объект, созданный в иной культурно-исторический период или эпоху, сам по себе экспертной оценке не подлежит….Оцениваются коммуникативные действия, производимые с его помощью в современной коммуникативной ситуации… Эксперт не должен анализировать, например, труды Ленина, Кропоткина, Достоевского и др.; канонические религиозные тексты – Библия, Коран и др. В этом случае оформляется сообщение о невозможности дать заключение». В последнем издании Методики РФЦСЭ 2022 г. это указание корректируется в связи с поправкой к Закону, указывается, что методика не применяется :
«– к объектам, созданным в иной исторический период (в том числе отличающийся от современного иной формой государства) и не актуализированным, не соотнесенным с современной ситуацией (например: труды Ленина, Кропоткина, Достоевского и др.), что не относится к трудам, содержащим запрещенную идеологию (нацизм, расизм и др.);
– к религиозным текстам (Библия, Коран, Танах и Ганджур), их содержанию и цитатам, а также к фрагментам этих текстов»
Однако в реальной правоприменительной практике выводятся из-под экспертизы по экстремизму не любые книги той или иной религиозной традиции.
В нашем архиве появился интересный документ, присланный нам Андреем Юрьевичем Кривошеевым, который в начале года в переписку с УМВД России по Магаданской области и по Красноярскому краю. В своем письме А. Кривошеев попросил проверить на экстремизм книгу Иосифа Волоцкого «Просветитель», в частности, на наличие в ней «…призывов к осуществлению экстремистской деятельности и возбуждения вражды и ненависти по социальному признаку».
В ответе УМВД прокурора Магаданской области, датируемом 8.04.2024, содержится утверждение, что согласно Типовой межведомственной методикой комплексной психолого-лингвистической экспертизы по делам, связанным с противодействием экстремизму и терроризму «…объекты, созданные в иной культурно-исторический период или эпоху, сами по себе экспертной оценке не подлежат. Не подлежат анализу, например, труды Ленина, Достоевского, произведения Лермонтова, канонические религиозные тексты – Библия, Коран».
Любопытно заметить, что в ответе прокурора цитата дается с изъятием из перечня исключений кн. Петра Кропоткина, по-видимому, потому, что последний был связан с революционным террористическим подпольем, и потому активно цитируется современными левыми радикалами, которых активно преследует российская прокуратура. В Типовой методике сказано, что «не подлежат анализу….труды Ленина, Кропоткина, Достоевского»
В этом ответе также утверждается, что книга Иосифа Волоцкого, с одной стороны, была написана до 1504 года, и, таким образом, «относится к другой эпохе». С другой стороны, ссылаясь на Постановление Пленума ВС от 28.06.2011 N 11 (ред. от 20.09.2018) "О судебной практике по уголовным делам о преступлениях экстремистской направленности», согласно которому высказывание мнений или суждений, «использующих факты межнациональных, межконфессиональных или иных социальных отношений в научных или политических дискуссиях и текстах и не преследующих цели возбудить ненависть либо вражду, а равно унизить достоинство человека либо группы лиц по признакам пола, расы, национальности, языка, происхождения, отношения к религии, принадлежности к какой-либо социальной группе», не может рассматриваться как экстремистское.
Другая прокуратура – Таймырского района Красноярского края – ответила А. Кривошееву на тот же запрос иначе. В ответе на его обращение с просьбой оценить размещение фрагмента книги «Просветитель» прокурор заявил, что «поскольку книга Иосифа Волоцкого «Просветитель» является источником христианского вероучения, она не может быть признана в качестве экстремистского материала». Это утверждение не соответствует сложившимся представлениям о том, что является источником христианского вероучения, с одной стороны, с другой – очевидно неоправданно расширяет исключение, сделанное в Законе о противодействии экстремистской деятельности, исключительно на священные книги, на религиозную литературу, созданную в рамках определенной религиозной традиции.
Таким образом, исключение религиозных материалов из рассмотрения носит, очевидно, произвольный характер, и даже аргументируется по-разному. Вполне очевидно, что могут существовать и существуют книги, в которых на основе упомянутых выше исключений могут делаться вполне ксенофобные и радикальные заявления. В то же время, кажется, что, по крайней мере, в отношении православия у российской прокуратуры существует установка просто не рассматривать такие книги в целом – положение, которое явно не касается, например, исламской литературы.
Одно из дел по «дискредитации российской армии», экспертизу по которому мы рассматривали в одном из предыдущих обзоров, неожиданно закончилось промежуточной победой защиты антивоенного активиста Алексея Семенова из Ижмы, в том числе и благодаря рецензии автора настоящего обзора. Активист обвинялся в «дискредитации» ВС РФ за то, что призывал земляков не ходить в военкомат и не участвовать в «СВО».
Защите удалось не только доказать ничтожность проведенной в Сыктывкаре экспертизы, но и отправить дело на вторую экспертизу. Основанием для этого послужил установленный судом факт, что экспертиза по делу об экстремизме была проведена следователем в Сыктывкарском государственном университете, который, согласно действующим теперь правилам, не может проводить экспертизы по таким делам: в марте 2023 года экспертизы по экстремизму включены в список экспертиз, проводимых исключительно государственными экспертными учреждениями (лабораториями МВД, ФСБ и экспертными подразделениями Министерства юстиции). Государственный университет таковой организацией не является. Кроме того, суд согласился с тем, что экспертка не обладает достаточными профессиональными компетенциями для проведения лингвистической экспертизы, на что мы также особо указывали в нашей рецензии.
В результате по этому делу была проведена еще одна экспертиза – теперь в Уральском РЦСЭ Министерства юстиции РФ. Эксперты этого учреждения, психолог Николай Сергеевич Мешавкин, и лингвист Никита Сергеевич Братин, провели свое исследование тех же самых постов, которые вменялись Алексею Семенову как пример «дискредитации ВС РФ».
При этом экспертам были заданы те же самые вопросы, которые задавались предыдущей экспертке, относительно наличия в тексте активиста «признаков дискредитации ВС РФ», «противодействия деятельности ВС РФ», а также «угроз».
В своей работе эксперты ссылаются на методику РФЦСЭ, и исследуют текст, следуя плану, изложенному в ней, по выявлению ДК (диагностического комплекса). Анализ этого ДК изложен в методическом письме, который описывает применение этого комплекса к «признакам дискредитации армии».
Отвечая на вопросы следствия, лингвист Н. Братин рассуждает следующим образом. Прежде всего, предметное содержание данного текста таково: мобилизация в ряды ВС РФ жителей г. Ихма в период проведения СВО, возможные негативные последствия для мобилизованных (их возможная гибель), а также возможный способ избежания последствий (неявка в военкомат по повестке).
Эксперт утверждает, что в тексте «не идет речь о целях использования ВС РФ», а также о «каких-то других негативных действиях ВС РФ». Как пишет эксперт в заключении: «В результате сопоставления выявленных признаков с диагностическим комплексом «убеждение адресата в негативном характере целей использования ВС РФ, т.е., их дискредитации», а также «убеждение адресата в негативном характере целей исполнения государственными органами РФ своих полномочий», не выявлено».
Таким же образом эксперт анализирует и предложение активиста не ходить в военкомат, утверждая, что в данном случае есть «побуждение не ходить в военкомат», но это побуждение никак не укладывается в требуемые признаки «противодействия функционированию ВС РФ».
Наконец, анализируя текст на предмет наличия угрозы, эксперт делает вывод, что в данном тексте предметом речи не выступают негативные (в том числе насильственные, разрушительные) действия, которые адресант намерен совершить с кем-либо, что также расходится с диагностическим комплексом «угроза совершения действий».
Интересно выглядит психологическая часть этого заключения. Психолог Н.С. Мешавкин в самом начале своего анализа обращает внимание на наличие в анализируемом тексте «негативного отношение автора к специальной военной операции». Автор анализирует высказывание по следующему плану
1. анализ обсуждаемой проблемы, отраженной в тексте, связь проблематики с угрозой безопасности России или граждан России, повлекшей использование ВС в целях их защиты;
2. анализ выраженного отношения автора к использованию ВС РФ; тут эксперт предлагает установить «как автор относится к действиям России, оценивает ли их как вредные, направленных против интересов России и ее граждан»;
3. мотивационно-целевой анализ, установление коммуникативной цели автора, включая формирование у адресата представления о несоответствии совершаемых действий целям защиты интересов государства и его граждан.
В результате, коммуникативная цель высказывания А. Семенова определяется психологом как «предложение не ходить в военкомат», и эта цель отсылает, по мнению эксперта, к базовой потребности каждого человека – «сохранению своей жизни».
Таким образом, по мнению психолога Н.Мешавкина, автор «…не использует приемы убеждающего психологического воздействия … для формирования у адресата негативного эмоционально-смыслового отношения к действиям ВС РФ».
С этим выводом согласен и лингвист Н. Братин, что отражено в резюмирующей части экспертизы, которая отмечает отсутствие в высказываниях А. Семенова «совокупности лингвистических и психологических признаков убеждения адресата» в негативном характере использования ВС РФ, а также отсутствии таких же признаков «противодействия действиям ВС РФ», «…использования государственными органами РФ своих полномочий в негативных целях», а также «угрозы».
Реагируя на результаты повторной психолого-лингвистической экспертизы и.о. прокурора Усть-Цилемского района Ф.А. Тырышкин обрушился на экспертизу, полученную судом от экспертов Министерства юстиции. В своем ходатайстве он обратил внимание, что в экспертизе Н. Братина и Н. Мешавкина нет анализа выражения «груз 200», анализа словосочетания «путинская ВОВА» («Путинская Великая Отечественная Война»), а также отсутствует оценка факта отождествления «специальной военной операции» с войной. Кроме того, в случае такого отождествления, по мнению прокурора, необходимо «установить факт указания автором конкретного лица, которое являлось инициатором «войны»».
Касаясь проведенного экспертами Минюста анализа, прокурор обратил внимание на то, что в части «наступления негативных последствий» автор лингвистической части не рассмотрел высказывание «убивать украинских братьев и сестер». В то же время, прокурор считает, что высказывания «надо не являться» (в военкомат) и «лучше заплатить» (штраф) не могут быть «рекомендациями», как это значится в выводах лингвистической части, а должны пониматься как «призывы». Обоих экспертов прокурор обвиняет в игнорировании якобы «добровольного характера» призыва: как утверждает Ф. Тырышкин, «экспертами не дана оценка по следующим фактам: в ряды ВС РФ призваны, в том числе, лица, добровольно заключившие контракт, а также лица, состоящие в мобилизационном резерве, что подразумевает добровольную мобилизацию». Наконец, обоих экспертов прокурор еще и уличает в недостатке профессионального опыта, указывая на небольшой опыт проведения ими экспертиз.
В результате, прокурор потребовал – и суд согласился – обратиться еще к одной экспертной организации, Институту криминалистики Центра специальной техники ФСБ в Москве, чтобы задать им, кроме уже заданных по этому делу вопросов, следующие:
«- что понимается под словосочетанием «путинская ВОВА», имеется ли факт отождествления автором СВО с войной?
- следует ли из слов автора, что все мобилизованные граждане, а также иные лица …..уже принимающие участие к этому моменту в специальной военной операции, «убивают украинских братьев и сестер»? Отводится ли автором им роль «убийц украинских братьев и сестер»?»
Собственно, интенция прокурора понятна, однако такие вопросы, очевидно, являются наводящими, и эксперты попросту не должны на них отвечать. Предположение прокурора о том, как «следует понимать» те или иные высказывания, – это пример злостной спекуляции и приема домысливания, который мы многократно критиковали в наших предыдущих обзорах, – такой операции, которая основана на субъективном дополнении и интерпретации исходного текста, не основанного на его прямом содержании. Мы будем следить за этим делом в последующих обзорах.
