14.07.2021 «Гуманитарная» судебная экспертиза мае-июне 2021 г
29 июня 2021 г. Пленум ВС принял постановление, в котором откорректировал ряд предыдущих постановлений, включая постановление 2010 года «О судебной экспертизе по уголовным делам». По всей видимости, эти поправки отчасти являются реакцией на решения Европейского суда по правам человека (ЕСПЧ) в делах "Дмитриевский против России" и "Ибрагим Ибрагимов и другие против России". Напомним, что в этих делах особо выделялась критическая оценка экспертиз в плане ответов экспертов на правовые вопросы, что, по мнению Суда, явилось явным превышением порога компетентности и подменой суда экспертом. Отвечая на эту критику, Пленум не только повторил уже существовавший запрет на постановку перед экспертом правовых вопросов, но и добавил положение, что «перед экспертом не могут быть также поставлены вопросы по оценке достоверности показаний подозреваемого, обвиняемого, потерпевшего или свидетеля". В то же время экспертиза не может быть признана допустимым доказательством, если она содержит выводы относительно юридической оценки деяния или достоверности показаний допрошенных.
К сожалению, на этом позитивные изменения в дополнениях заканчиваются. В упомянутых выше делах особо обращается внимание на то, что, собственно, сами спорные тексты судом не обсуждаются, и фактически суды сосредотачиваются на исследовании экспертиз со стороны обвинения, и судьи – что в одном случае установлено ЕСПЧ – впрямую признаются в том, что спорные тексты не читали вообще.
Ответ Пленума ВС РФ на такую критику оказался парадоксальным. В результате коррекции из текста постановления 2010 года вообще исчезли рекомендации о привлечении судом к уголовному процессу специалистов, в том числе, «для оказания помощи в оценке заключения эксперта и допросе эксперта». Другими словами, фактически Пленум закрыл возможность для рецензирования экспертиз и оценке этих экспертиз с точки зрения их научного содержания, его адекватности и состоятельности. Складывается ситуация, при которой фигура специалиста не исключена из УПК полностью, однако его возможности, которые позволяли стороне защиты предоставлять аргументы по оценке экспертизы со стороны обвинения как доказательства, серьезно ограничены. В этой ситуации еще большую роль начинает играть совместный проект Диссернет и Amicus Curiae, посвященный именно публичному рецензированию судебных экcпертиз.
Примером предвзятой и непрофессиональной экспертизы является экспертиза, подготовленная в Сыктывкаре по довольно редкой ч.2 ст. 297 УК РФ («Оскорбление судьи, участвующего в отправлении правосудия»). Экспертиза по высказыванию правозащитника Эрнеста Мезака была подготовлена Валентиной Александровной Мальцевой, преподавателем Сыктывкарского университета им Питирима Сорокина. В.А. Мальцева имеет степень кандидата филологических наук, а диссертация, защищенная в 2011 году, посвящена стратегиям речевого воздействия в профессиональной коммуникации (на примере юридического дискурса, Мальцева прошла курсы повышения квалификации по теме «Задачи и техника лингвистической экспертизы» в СПБГУ в 2018 году и несколько курсов по психологии. Видимо, это обстоятельство, по мнению следствия, позволило эксперту сделать «психолого-лингвистическую экспертизу» поста в ВКонтакте единолично. Кроме того, В.А. Мальцева возглавляет Центр патриотического воспитания и межнационального сотрудничества.
Экспертизе подверглось изображение судьи Сыктывкарского городского суда, где судья с помощью фотошопа была «превращена» на одном изображении в клоуна, на другом в зомби. Изображениям предшествовал текст: «на ниве репрессий против участников протестных акций, прошедших в Сыктывкаре, …. Отличилась путинская ...типасудья из Сыкгортипсуда… Общество, как думаю, в свою очередь должно иметь возможность оценить такую деятельность нарушающую Конституцию РФ и Европейскую Конвенцию по правам человека по достоинству. И вот она эта возможность». Автор поста предлагал проголосовать либо за «клоуна», либо за «зомби», либо за «что-то среднее». Тексты анализировались на предмет наличия «явного неуважения, оскорблений в адрес судьи Сыктывкарского городского суда Республики Коми».
Эксперт, ссылаясь на методики, описанные ГЛЭДИС в «Цене слова», а именно на методы «лингвостилистического, текстологического, лексико-семантического, семантико-синтаксического анализа, а также психолингвистику, экспертно-социальную лингвистику, теорию речевых жанров, теорию речевого воздействия, теорию коммуникации». Такой список для анализа нескольких предложений представляется весьма избыточным; кроме того, примеров использования большинства из перечисленных методов в тексте не обнаружено.
В качестве дополнительного методического обоснования указана работа: Леонтьев А.А., Базылев В.Н., Бельчиков Ю.А., Сорокин Ю.А.. Понятие чести, достоинства, оскорбления и ненормативности в текстах права и средств массовой информации.
Эксперт отвечал на вопросы о коммуникативной ситуации, наличии в высказывании «отрицательных оценок личности» судьи, в том числе, «характеристик, направленных на унижение чести и достоинства, а также оскорбительных», и, наконец, на вопросы, в чем заключается коммуникативное намерение автора и в чем эксперт видит использованные «коммуникативные стратегии и тактики».
В самом тексте автор приводит определение, что «оскорбление» - это речевое действие, а именно – выраженная в неприличной форме отрицательная оценка личности, унижающая ее честь и достоинство. При этом в качестве примеров такого оскорбления в «неприличной форме» эксперт приводит слова вроде «клоун» или «зомби». Анализируя коммуникативную ситуацию, эксперт, как представляется, уже делает вывод, который должен был бы стать результатом исследования, а не заявляться в его начале, а именно: что «целью общения со стороны Э. Мезака» является дискредитация судьи, «создание ее отрицательного образа». Эта «дискредитация» создается путем использования слов «типасудья», «типасуд», а также «клоун» и «зомби», которые, по мнению эксперта, являются «негативной оскорбительной характеристикой этого человека». По утверждению эксперта, которое, впрочем, не подтверждено никаким исследовательским материалом, пользователь «Эрнест Мезак» использует «…семантическую стратегию деконструкции с ее основной тактикой дискредитации, а в качестве вспомогательной – прагматическую эмоционально-настраивающую стратегию с тактикой создания негативного эмоционального фона»
Отвечая на вопрос следствия, эксперт делает вывод, что коммуникативное намерение автора поста – «дискредитировать лично судью Сыктывкарского городского суда… а также вообще Сыктывкарский городской суд Коми и его решения, унизить их авторитет и значение».
Прежде всего, надо обратить внимание на то, что по методике ГЛЭДИС все-таки необходимо доказать наличие обсценной, бранной лексики. Конечно, сравнение с «клоуном» или «зомби» не является комплиментом, однако оно далеко и от того, что лингвисты полагают примерами обсценной лексики. В то же время, фактически автор экспертизы откровенно нарушает логику научного исследования, когда в описании коммуникативной ситуации уже дает оценку деяния, указывая, что «целью общения является дискредитация». В то же время, очевидными натяжками является резкая оценка действий как судьи городского суда в качестве личного оскорбления, и еще большей натяжкой – приравнивание такой критики с оскорблению суда в целом. Можно напомнить, что европейский подход к такого рода ситуациям – что критика представителей власти, не сопряженная с распространением ложной информации, не является оскорблением, и в целом представители власти в меньшей мере защищены от публичной критики, чем обычные граждане, и что оценочные мнения в адрес публичных лиц – а судья, разумеется, лицо публичное – допустима.
Похожим примером произвольного использования научных знаний является экспертиза, написанная тремя преподавателями из Нижнего Новгорода по вполне политической статье – «сотрудничество с нежелательной организацией». Дело возбуждено в отношении местного политика Михаила Иоселевича, поскольку он сдавал кафе движению «Голос», которое, по мнению следствия, является проектом «нежелательной» в России организации «Открытой России». Доктору философских наук А.В. Дахину, доктору исторических наук С.В. Устинкину и кандидату исторических наук А.П. Шмелеву было поручено исследовать весь корпус данных дела, включая показания свидетелей, протоколы обысков и материалы из интернета.
Прежде всего, сам выбор А.В. Дахина представляется выбором человека очевидно политически ангажированного: для оценки действий оппозиции приглашается эксперт, публично заявлявший, что участие в протестных акциях является возбуждением вражды «к собственному государству, к России». Таким образом, очевидно, что такой эксперт вряд ли может выступать объективным исследователем действий политического активиста, критически настроенного по отношению к российской власти. В то же время, некоторые из исследователей являются фигурантами Диссернета: С.В. Устинкин отмечен в защитах трех т.н. «красочных диссертациях» - в качестве научного руководителя диссертаций с многочисленными некорректными заимствованиями, а также публикацией в хищном журнале переводной статьи с сомнительным авторством.
Исследование, по мнению авторов, было проведено в рамках неоинституционального подхода Дж. Марча и Й. Олсена, который описывается как выстраивание зависимости между государством и гражданским обществом, включая «общественные движения, образования, и группы интересов в условиях реализуемой государственной политики с учетом ее нормативно-правовой базы». По-видимому, последнее дало возможность политологам и историкам отвечать не только на сомнительно сформулированные вопросы, но и на вопросы абсолютно правовые. Так, основными вопросами, которые интересовали следствие, были вопрос, «является ли проект «Объединенные демократы» проектом иностранной неправительственной организации «OpenRussiaCivicMovement», «OpenRussia» (Общественное сетевое движение «Открытая Россия» (Великобритания)?» и связанные с ним вопросы о том, можно ли считать мероприятия, проводившиеся в клубе, мероприятиями в рамках проекта «Объединенные демократы» и реализовывались ли в рамках этих встреч цели по участию в выборном процессе на территории России.
Кроме того, эксперты в рамках этого исследования отвечают и на совершенно правовой вопрос, который сформулирован так: «что такое проект иностранной неправительственной организации, какими признаками он обладает, установлено ли в законодательстве определение данного понятия?» Другими словами, экспертам задают именно тот правовой вопрос, задавать который впрямую запрещено постановлением Пленума ВС, процитированным выше.
Однако, как представляется, и основное исследование, посвященное взаимосвязи между Open Russia, «Открытой Россией», «Объединенными демократам» и обвиняемым М. Иоселевичем, является правовым, и эту взаимосвязь должен определять суд, а не эксперты. В то же время, совершенно неясно, каким образом весь этот анализ связан с неоинституциональным подходом, который указан как теоретическая основа этого исследования.
Так, обращаясь к информации, почерпнутой ими с сайтов организаций «Открытая Россия» и «Open Russia”, эксперты приходят к очевидно правовому выводу о том, что Human Rights Project Management (former “Otrkytaya Rossia”) на территории РФ «действует в формате «Общероссийской общественной организации «Открытая Россия», не имеющей юридического лица», и при этом «продолжается реализация начатых проектов, включая проект «Объединенные демократы»». Что такое «действовать в формате», понять из данного текста довольно трудно. При этом саму общественную организацию «Открытая Россия» эксперты называют «одним из этапов реализации проекта «Открытая Россия» в целом, а общественную организацию «Открытая Россия» они полагают «продолжателем деятельности» Всероссийского сетевого общественно-политического движения Открытая Россия» «…при сохранении цели, задач, реализуемых проектов». Соединяя «Объединенных демократов» и движение «Голос», эксперты далее утверждают, что «Открытая Россия» «тесно взаимодействует с движением «Голос»» и это взаимодействие носит «системный, длительный характер».
Однако наиболее очевидной натяжкой в данной экспертизе является утверждение, что раз в мероприятиях политической направленности принимали те же люди, что и в проекте «Объединенные демократы», а деятели, принимавшие участие во встречах клуба М. Иоселевича, ранее принимали участие в похожих действиях, и все эти события комментировались на сайтах «Открытой России», то, по мнению экспертов, речь идет о прямом участии, и, следовательно, виновности обвиняемого в сотрудничестве с «нежелательной организацией».
В ответе на четвертый вопрос становится ясна истинная методическая основа этого исследования. При ответе на вопрос о том, какие формы и методы использовались “Open Russia”, которая якобы напрямую «участвовала в предвыборной кампании 2020 г.», эксперты утверждают, что «реальностью нашего времени стала консциентальная война, сущность которой заключается в конкуренции форм организации сознаний, где целью поражения и уничтожения являются определенные типы сознаний. Носители этих сознаний могут быть сохранены, если они откажутся от национальных форм сознания. При этом важно понимать, что уничтожение определенных типов сознания, исторической памяти, политическая и нравственная деградация населения предполагают разрушение и реорганизацию государств и общностей, которые конституируют данный тип сознания». Далее авторы утверждают, что «этот процесс идет именно через неправительственные организации», и особая роль отводится «некоторым, через которые ведутся антироссийская пропаганда», а технологии т.н. «мягкой силы» активизируются «для вмешательства во внутренние дела суверенных государств, в частности, используя для этого избирательный цикл в РФ». Таким образом, при ответе на этот вопрос авторы выступают не как исследователи, а как трансляторы определенной идеологической позиции конспирологического характера, при этом увязывая любую независимую гражданскую деятельность с подрывом безопасности государства и с деятельностью США. Таким образом, эта экспертиза является ярким примером идеологического доноса под видом научного знания.
К сожалению, продолжается практика использования в судах экспертов, которые явно подорвали свою репутацию участием в экспертизах, негативно оцененных судами; в частности, Лариса Тесленко, чья экспертиза была оценена Европейским судом по правам человека как непрофессиональная и нарушившая базовые критерии экспертизы, включая ответ эксперта на правовый вопросы, продолжает работать и писать экспертизы, теперь уже не от имени регионального центра экспертиз Министерства юстиции, а от имени ООО «ПрофЭксперт». Отметим, что по мнению ряда юристов, ООО вообще не может принимать участие в экспертизах, поскольку в постановлении Пленума речь идет только о некоммерческих организациях; правда, на практике ООО постоянно встречаются в качестве экспертных организаций. Именно от имени этой организации ООО «ПрофЭксперт» подготовлена экспертиза по очередному делу, связанному с «Хизб ут Тахрир»
Т.н. «третье Бахчисарайское дело» против «Хизб ут-Тахрир» и его членов – дела, которые мы регулярно освещаем в нашем обзоре, – в целом достаточно обычно. Как всегда, речь идет о записях молитвенных собраний – сухбетов, и как всегда, чтение и обсуждение религиозной литературы понимаются как «вовлечение» в деятельность террористической организации. Любопытно это дело тем, что в нем, чтобы избегнуть критики за неучастие религиоведа в проведении экспертизы, следствие пошло не совсем обычным путем. С одной стороны, оно приложило досудебную экспертизу материалов – уже известных нам экспертов Е.Е. Хазимуллиной и Т.З. Уразметова, а также отдельную религиоведческую экспертизу того же Т.З. Уразметова. Согласно п. 23 Постановлению Пленума Верховного суда РФ No 11 «О судебной практике по уголовным делам о преступлениях экстремистской направленности» от 29.06.2011 г.:
«В необходимых случаях для определения целевой направленности информационных материалов может быть назначено производство лингвистической экспертизы. К производству экспертизы могут привлекаться, помимо лингвистов, и специалисты соответствующей̆ области знаний (психологи, историки, религиоведы, антропологи, философы, политологи и др.).»
Сложившейся практикой все-таки было совместное исследование религиоведа, психолога и лингвиста. В данном же деле психолог и лингвист указывают, что основываются в своей работе на предыдущей – досудебной – экспертизе, приложенной к делу, но не цитируют ее даже в выводах; складывается ситуация, при которой досудебная экспертиза становится де-факто чем-то вроде установленного факта, который включается в судебную экспертизу и не требует ни обсуждения, ни критики. Как представляется, такая практика сама по себе, вместе с фактическим устранением специалиста со стороны защиты для оценки такого рода доказательств, еще больше усложнит ситуацию с возможностями защиты в процессах, требующих специальных научных познаний.
